В конце, кажется, девяностых годов в Петербург приезжал знаменитый итальянский трагик Томазо Сальвини. В то время ему было уже семьдесят лет. Я видел его в "Отелло". Спектакли шли в Александрийском театре; остальные роли исполняли артисты этого театра (Дездемону - В. Ф. Комиссаржевская). Я видел Росси, видел Барная - столь же, как Сальвини, прославленных европейских трагиков. Какими они показались крохотными в сравнении с Сальвини! Здесь душа сразу, без минуты колебания, сказала: "Вот это - гений!"
Сальвини играл по-итальянски, остальные актеры - по-русски. Я взял с собою дешевое суворинское издание "Отелло" и, когда говорили партнеры Отелло, читал по книжке вперед то, что должен был сказать Отелло; когда же начинал говорить он - слушал и смотрел в бинокль; хотелось понимать каждое его слово. И сколько же я из-за этого потерял!
Шло третье действие. Отелло требует от Яго доказательств неверности Дездемоны. Яго рассказывает, как однажды ночью он спал на одной постели с Кассио:
Вот слышу я - он говорит сквозь сон:
"О ангел Дездемона, скроем нашу
Любовь от всех и будем осторожны!"
Тут сильно сжал он руку мне, воскликнув:
"О чудное созданье!" - и потом
Стал целовать меня так пылко, будто
С корнями он хотел лобзанья вырвать,
Что на губах моих росли; потом
Он горячо прильнул ко мне всем телом,
И целовал, и плакал, и кричал:
"Будь проклят рок, тебя отдавший мавру!"
Случайно я задержался и в продолжение всей речи Яго смотрел в бинокль на Сальвини. И увидел ужасное. Передо мною была напряженно улыбающаяся маска с слегка оскаленными зубами: чудовищным напряжением воли человек заставил свои мускулы раздвинуть лицо в улыбку,-- никто не должен знать, что происходит у него на душе! - и из улыбающейся маски этой глядели безумно-страдающие, остановившиеся глаза,-- припоминающе остановившиеся: так, значит, в те незабываемые ночи... Все те ласки, все те слова...
И он шептал, с трудом переводя дыхание:
- Mostruoso! Mostruoso!.. (Чудовищно! Чудовищно!..)
Когда кончился спектакль, все остальные актеры, и Комиссаржевская в том числе, разгримировались, переоделись - и не стало уже ни Дездемоны, ни Яго, ни остальных. Но Отелло не исчез. Синьор Томазо Сальвини,-- он, может быть, поехал сейчас со своими поклонниками ужинать к Кюба,-- приятного ему аппетита. Но Отелло отдельно живет со своею великою тоскою, с развороченною своею душевною раною. Странно: как он может быть здесь, в Петербурге,-- этот венецианец из средневековья? Однако он где-то здесь, и его можно случайно встретить.