ВЕЛИКОДУШНЫЙ
Когда уходил я на действительную службу в солдаты, то оставил за себя дома работника. И наказал ему, чтобы приглядывал за моей женой, и если что, то отписал бы мне. Вот прошло два месяца, он мне и пишет: "Кланяюсь вам и докладываю, что супруга ваша Степанида Зиновеевна связалась со мною и очень в меня влюбилась". Сильно я стал горевать после этого письма, начал водочкой заниматься. Жене перестал писать, только матери моей пишу, а жене даже поклониться не наказываю. Прошел год, отпросился я на побывку. Как подъезжал к селу, попросил ямщика - пусть лошади отдохнут, поезжай шагом, а к крыльцу подкати лихо. Дело было под Рождество. Подкатил с шумом, со звоном, братья выбежали встречать, сняли шапки. Думали - урядник: я был закутамшись в тулуп. Узнали, стали здороваться. Работник побежал бабам сказать. Работник уж другой был, того прогнали. Бабы вышли, только жены нет. Я не спрашиваю. А уж был я сильно выпивши, для смелости. Наконец вошла она в избу, бледная, на меня не смотрит. Поцеловался с нею, жду, что будет. Сватья пришли, знакомые. Сели. А она все кругом ходит. Мать ей говорит:
- Что ж ты, Степанида, не сядешь рядом с мужем?
Сват подвинулся, дал ей место, она села. А я отвернулся, как будто ее и нету,-- и ни слова. Ушли все. Я хожу и посвистываю, молчу. Она:
- Где постель тебе стлать, Петрович?
Я как будто не слышу, хожу мимо и посвистываю, Она опять спрашивает. Крикнул на нее:
- Не знаешь, где стлать? Где всегда спали?
Постелила. Легли. Я к ней спиной повернулся, так и заснул.
Три дня разузнавал, правду ли работник написал. Ну, не подтверждается. Позвали меня мужики в трактир. Я ей велел, чтоб ждала меня у трактира. Сидим, выпиваем. Гляну в окошко: стоит у крыльца; мерзнет, ногами топает.
Сват мне говорит:
- Неправильно ты, Иван Петрович, на Степаниду думаешь. Ну, размысли сам: если бы связался с нею тогда работник,-- зачем бы он тебе об этом стал писать? И удовольствие бы от нее получал, и всячески бы она его ублаготворяла. Не иначе, я думаю, что отшила она его от себя, а он по злобе тебе и отписал.
Я себя по лбу ладонью хватил:
- А ведь верно! Как же это я сам не догадался!
И так-то легко у меня стало на сердце, весело!
на ногу. Я ушел домой, от веселости еще с час ее так продержал, потом подошел:
- Где ты была? Я тебя час целый по всей деревне хожу ищу.
- Я тебя тут ждала.
После этого стал ее к себе допускать. Теперь хорошо живем, нечего бога гневить.